Полушар пребывал на прежнем месте, но сегодня казался совершенно безжизненным – как при надетом на черепуху персональном тактическом приборе, так и без оного. Подходить к «глобусу» Кирилл не стал – кто знает, может у неприятельской техники имеются собственные охранные системы. Это была бы катастрофа, поскольку доступа к ним у Кирилла, разумеется, не имелось. Как и сведений, каким образом доступ можно получить…
Поэтому он не стал планировать слишком многое – просто запрограммировал жучка на сторожевое наблюдение за неприятельской установкой с последующим вылетом из пещеры (стенки ее, разумеется, не пропускали радиоволн) и сбрасыванием полученных сведений по специально организованному через сателлит персональному информационному каналу, закрытому от всех, кроме самого Кирилла.
На следующую ночь Кирилл должен был отдыхать. Так было записано в графике работы, а график для военного человека – закон. По крайней мере, для Портоса-Парамонцева он законом был: капитан специально предупредил старшину Кентаринова, что сегодня ночью он не дежурит.
Это было как серпом по прикольным мячикам.
Разговор с капитаном, проведенный днем, никаких результатов не дал. Мало ли, старшина, что вы не устали? Мало ли, что вам нужно быстрее набираться опыта? Вот график, подписанный начальником базы, и по графику этому вы обязаны отдыхать. Вот и отдыхайте! Излишний энтузиазм – прямая дорога к могиле! Графики работы не идиоты придумывали, матерь вашу за локоток!
Пришлось обратиться за помощью к начштаба.
Шишмаренок, к счастью, не стал задавать лишних вопросов (а если бы и задал, так получил бы один ответ: «Этого требуют интересы государственной безопасности!»), и проблема с капитаном и графиком работы была быстро решена в пользу Кирилла.
В положенное время прапорщик Малунов отправился в «инспекционный» полет. А Кирилл приготовился ждать новостей. И не дождался. Когда прапор нечеловеческим голосом объявил, что и этой ночью он летал по маршруту номер два, никакой информации от жучка не поступило.
Кирилл с трудом дотерпел, пока Малунов не вернется на базу и не уляжется спать, и на «стрекозе» отправился к пещере.
Жучок никуда не делся. Он с удовольствием среагировал на появление хозяина и доложил о том, что поводов для сбора информации не имелось: никто пещеру не посещал.
Обозленный Кирилл устроил электронному раздолбаю широкое тестирование и с удивлением обнаружил, что у «клопа» выпало из долгоиграющей памяти все то время, пока прапор находился в пещере. Это могло означать только одно – противник обнаружил жучка. Однако, поразмыслив, Кирилл пришел к выводу, что в этом случае прапор поступил бы иначе: он бы стер информацию о собственном пребывании в пещере, но время у ИскИна красть бы не стал. Зачем ему выдавать хозяевам жучка, что он обнаружил за собой слежку?
И тут Кирилл вспомнил про разговоры о том, что в районе пещер земная техника отказывалась работать. Именно этим и объяснялось нежелание начальства после первых понесенных разведчиками жертв посылать галактов в пещеры.
Так почему же, когда он, Кирилл, прилетает сюда, «стрекоза» вовсе не превращается в мертвый кусок металла? И ПТП не делается композитным горшком, напяленным на дурную голову. По какой такой причине? Как сказал бы Спиря, имеем маленький вопрос. А на всякий вопрос обязательно найдется ответ. И в данном случае он может быть таков: противник почему-то желает, чтобы старшина Кентаринов разнюхал его, противника, секреты. Впрочем, есть и другой ответ: старшину Кентаринова заманивают в ловушку. Насолил старшина противнику до такой степени, что с ним необходимо покончить. И почему-то в бою ему дают возможность уцелеть, а тут вдруг насторожили на Кента острозубый капкан!
Не– е, парни, не вешайте-ка себе лапшу на уши. Это откровенная травля вакуума, самая настоящая муть голубая! Если бы его хотели ухлопать, давно бы ухлопали! Но тогда получается, будто противник хочет, чтобы он разнюхал секреты. Тоже ведь муть голубая!…
Кирилл положил жучка в карман, не приближаясь к темному сейчас полушару, вышел из пещеры и забрался в атээску.
«А ведь это не первая странность, которая со мной происходит, – подумал вдруг он. – Вспомним Марс. Чего хотела от меня липовая Фона Малинина из института вторичных моделей? Как же ее звали по-настоящему-то? Смешная такая фамилия… Гро… Громадина? Нет, не Громадина… А-а, вспомнил! Громаденкова! Точно – Дельфина Громаденкова! Когда Дог приводил меня к ней, ведь что-то происходило. Просто я так и не понял – что. И вот теперь тут… Бои, в которых меня не хотят убивать… Резидент службы безопасности, лишь однажды давший о себе знать, от которого больше ни слуху ни духу… Может, все это – звенья одной цепи?»
Ответом ему была лишь ночная тишина, которую пронзала «стрекоза».
Правда, самый краешек сознания вроде бы царапнула какая-то мысль, но, словно испугавшись чего-то, во весь свой облик так и не проявилась. И сколько Кирилл не напрягался, пытаясь ухватить хотя бы ее хвостик, так ничего и не получилось.
Ладно, придет время, вспомнится, если что-то стоящее. А сейчас, после того как прояснилась ситуация с «клопом», надо опять решать, что делать дальше?
Впрочем, все ведь и так давно решено. Что я снова и снова возвращаюсь к этому вопросу? Боюсь, что ли?
Ну да, боюсь! А кто бы не боялся? Ксанка, наверное, тоже боялась, когда меня прикрывала…
Нет, надо довести дело до конца даже не потому, что надо пройти гипотетическую проверку, а хотя бы потому, чтобы не зазря Ксанке сломали позвоночник. Кто-то должен понести за это наказание. И за срок, который светит Спире, кто-то должен понести наказание. Так что окрысимся и поднатужимся. И обязательно выведем господина Малунова на чистую воду. Тогда и окажется, что не зазря пострадали Ксанка и Спиря. Да и зачтется это, в конце концов, в любом случае – даже если последуют от начальства ржавые пистоны за самонадеянность. Победителей, как известно, не судят. Да и не оставила мне судьба иного выхода.